Гоблин зевнул во всю ширину своей непомерно зубастой пасти и визгливо выдохнул, помотав головой. На глаза от такого мощного и приятного зевка набежали слёзы, и «Утопленник», за которым они с Щукой следили последний час, расплылся разноцветными пятнами.
— Ты слышала, чё сделал старый Пит? — лежать кабанчиком по направлению к таверне Гоблину надоело, и он поднялся на лапы, чтобы сладко потянуться сначала одной задней лапой, затем второй. — Старик, походу, совсем тронулся башкой и наговорил каким-то тупоголовым молочникам, что в лесу их ждут несметные богатства. А те и рады, драпанули туда и походу там же и подохли всей компашкой. Питу теперь предъявляют за это дело, а он отнекивается.

К теням, как порождению Элизиума, Гоблин относился со снисхождением. Всё, что Элизиум создал, и всё, во что он вложил частичку своего существа, было правильным и полезным, должно было вызывать благоговейный трепет в каждом, кто был Элизиуму другом и помощником, но тени, принимавшие облики людей, Гоблином воспринимались как чьи-то бестолковые хозяева из прошлой жизни. Разница между тенями и хозяевами была одна: у первых ног не было, а вторых Гоблин помнил исключительно по ногам. Помнил — и потому считал теней чем-то не слишком важным, легко заменяемым, заурядным. Старый Пит был хорошей тенью, по-настоящему полезной, но культ Луны ему не нравился, поэтому Гоблин смотрел на него с прищуром, полным лёгкого неодобрения.

— Интересно, найдётся ли какой-нибудь другой дурачок, чтобы за горсть шестерёнок пойти в лес на поиски выживших.

«Или, может быть, нам стоит пойти туда самостоятельно, отыскать всех — и уговорить примкнуть к Луне, аргументируя, что мы-то уж точно никого обманом в лес не отправляем? Заодно старый Пит вынужден будет отсыпать шестерёнок уже нам. У него от безысходности, наверное, вся шерсть на макушке повылезает».
Гоблин знал, что если бы на поиски отправились они с Щукой — весь лес задрожал бы от страха, едва завидев их у окраины. Всякая теневая дичь в ужасе забилась бы по норам в ожидании, пока эти двое не уйдут. Лес никогда их с Щукой не страшил, для них каждая вылазка туда была как лёгкая прогулка.

Но сейчас у них были другие дела.

О них Гоблин и хотел завести разговор, даже успел открыть рот и произнести:
— А ещё я слышал... — но следом он вдруг сорвался с места, выскочив из тени переулка, в котором они затаились, и стремглав бросился за кем-то в погоню. «ДОГНАТЬ И УБИТЬ» — пестрела в его голове единственная мысль. Щука, кажется, рявкнула что-то ему вслед, но всё, что Гоблин теперь слышал — это яростный звон в ушах.

Кошка даже не знала, что он мчится за ней, едва касаясь лапами земли. Он не бежал — летел, как стрела, пущенная вслед своей жертве. Но кошка бежала странно, напуганная кем-то ещё до Гоблина, и потому предсказать её траекторию было сложно. Они разминулись в толпе, которую кошка испуганно преодолела без единой запинки, а Гоблин — сбив с ног тонколапую белую собаку и на мгновение потерявшись в пространстве. Кошка исчезла, и он с размаху уткнулся носом в мостовую, остервенело собирая запахи. Поймав след, он бросился по нему дальше.

След привёл его к дереву как раз в тот момент, когда кошка взлетела наверх. Гоблин рванул следом: пробежал добрых пару метров по стволу и съехал вниз на когтях, дьявольски рыча. Грации ему не хватало, как и умения лазать по деревьям, поэтому он продолжил беспамятно прыгать на ствол в попытках забраться повыше. И лаял так, что у самого звенело в ушах.

— Слезай! Оттуда! Быстро!